о. А.К.

Об Улюлюйске писали многие античные авторы, включая Геродота, Страбона, Цицерона и Диогена Лаэртского. Поистине величайшим памятником величию древнего Улюлюйска является сочинение Путинида из Селигера - "Жизнь улюлюйских цезарей" в 14 856 книгах. Сочинение долго считалось утраченным, пока улюлюйские краеведы не нашли в районной библиотеке 578 из 14 856 книг. Малая толика, но и она позволяет судить о славе древнеулюлюйского оружия и блеске древнеулюлюйских властителей

Кураев (CURAEVUS PONTIFEX)

(Из сочинения Путинида из Селигера)

Отец Кураева был жрецом Маркса. Узнав, что сын его собирается стать понтификом, с которыми жрецы Маркса находились во вражде, он хотел было броситься на меч, но Кураев отговорил его.

О детстве Кураева ничего не известно. Незадолго до совершеннолетия он увлёкся учением понтификов и вскоре вступил в коллегию. Другие же говорят, что к учению понтификов Кураев был равнодушен, понтификом же сделался более из соображений личной выгоды, чем из любви к истине. Оракул предсказал ему блестящую будущность, если только он оставит учение Маркса и перебежит к понтификам. Говорят, что услышав это предсказание, Кураев тут же сорвал с себя одеяния жреца Маркса, которые носил, ожидая посвящения, и как был, голым, побежал к ближайшему храму понтификов. В этом он подражал Архимеду, который, как сообщает Витрувий, голым бежал по улице после совершения одного из своих замечательных открытий. Рассказывают также, что и после вступления в коллегию Кураев придерживался воззрений Демокрита, отрицавшего существование бессмертных богов, но скрывал это.

На фото: фрагмент терракторового рельефа, предположительно изображающего Кураева

В коллегию он вступил по достижении совершеннолетия, от жреческой должности, однако, отказался. Сделал он это будто бы для того, чтобы иметь больше свободы в философских беседах, которые очень любил и в которых не знал себе равных. Действительно, ораторским мастерством он владел в совершенстве. Самые дерзкие речи он умел смягчать комплиментами в адрес выбранного им в качестве жертвы, либо обосновывать так искусно, что оскорблённый им не мог ничего возразить и мучался в бессильной злобе.

Этим своим талантом он нажил себе множество врагов, ему же он был обязан как своим возвышением, так и падением. Хотя и не занимая жреческой должности, Кураев достиг исключительного могущества и, говорят, по собственной воле назначал и смещал жрецов в провинциях. Причиною всему было его красноречие. Многочисленные враги его боялись вступать с ним в споры и убегали из общественных мест, едва тот открывал рот. Алексиос, бывший тогда верховным понтификом, приблизил его к себе, не назначая на должности, но дозволяя и попущая ему многое на деле.

Возмечтав о ещё большем могуществе, Кураев после смерти Алексиоса ввязался в борьбу за должность великого понтифика. Ведь у этих понтификов есть очень странный обычай, противный как духу единоличной власти, так и установлениям республики. Главу своего они выбирают, но не на год, или полгода, или ещё какой-либо благоразумный срок, а до конца его жизни. Не желая, однако, видеть во главе коллегии одно лицо слишком долго, они стараются выбирать мужей в преклонных годах и желательно при смерти. Несмотря на это часто случается, что один человек правит ими десятилетие или больше.

Не выставляя своей кандидатуры, Кураев своими речами, в которых, как говорят, не чурался и клеветы, и тайным сговором с государственными мужами способствовал победе одного из претендентов, Кирилла. Этим он надеялся увеличить при нём размеры своей власти. Вот до чего доводит человека заносчивость! Не довольствуясь имеющимся, он всегда хочет большего и тем ввергает себя в немилость бессмертных. Кирилл, добившись при помощи Кураева верховной власти в коллегии, стал его опасаться и вскоре удалил от себя, хотя и не решился отправить в изгнание. На место Кураева же он взял себе некоего Чаплина, по утверждению одних - безумца, других - негодяя.

Узнав об этом, Кураев преисполнился ярости. В отстроенных им куриях на холме Интернета он принялся поносить Чаплина и других приближённых Кирилла, сперва смягчая свои филиппики и не называя имён, в дальнейшем же забыв о всяческой осторожности. Самого Кирилла он, впрочем, не трогал и даже защищал, опасаясь изгнания. В особенности нападал он на роскошь понтификов, противоречащую их собственным установлениям, и жестокость в осуждении богохульников. За эти свои речи он приобрёл как новых врагов, так и сторонников, но положения своего не улучшил, влача существование не то гражданина, не то изгнанника.

Рассказывают также, что сам Кураев обличал евреев и мужеложцев, утверждая, что те и другие виноваты в падении нравов в Империи и потому не будут допущены на Асфоделевые луга или даже вовсе будут пожраны после смерти гигантским крокодилом. Другие же приписывают это не ему, а некоему Кириллу Флору, о котором я надеюсь рассказать в дальнейшем.

Роста Кураев был невысокого, телосложения рыхлого. Лицо его было одутловатым, бороду и волосы он никогда не стриг, отчего казался бы похожим на бродягу, если бы не прибор для исправления зрения, ношению которого он научился у египтян и который придавал его облику благообразие. Голос он имел негромкий, но быстрый, в движениях был скор и уверен. Женат он не был и детей не имел, хотя, говорят, хотел усыновить детей сестры. Этим он дал пищу для слухов. Утверждали, что дети эти на самом деле - его отпрыски, которых он отдал на воспитание сестре для сокрытия своего позора. Ведь понтификам запрещено восходить на ложе ни к женщинам, ни к мужчинам, за исключением младших жрецов, именуемых белыми.
(c) не мое

 

о. Андрею понравилось.
Да и мне перепев жизни 12 Цезарей по нраву.