"Человек с железными нервами" - рассказ (часть 1)

Человек с железными нервами

"Ибо суд без милости
не оказавшему милости;
милость превозносится над судом"
Соборное послание
святого апостола Иакова гл.2 ст.13

В этот вечер окна дома мистера Квестера были ярко освещены. Судья принимал гостей. В уютно обставленной гостиной с изумительными по красоте картинами на высоких дубовых стенах сидело четыре человека : сам судья Квестер, его зять розовощекий крепыш мистер Трелони, худощавый брюнет доктор Хаффмен и средних лет мужчина с седыми висками в потертой сутане - пастор Хиггинс. Лениво потрескивающий в углу камин расслаблял и убаюкивал в эту сырую, промозглую октябрьскую погоду за окном, а горячий грог согревал изнутри, дополняя картину всеобщего умиротворения.
Одним из поводов сбора "сливок общества" в доме судьи крохотного городка Холтонхилл, была покупка мистером Квестером новой картины в дополнение к уже и так немаленькой и со вкусом подобранной коллекции. Стоит упомянуть здесь, что судья, несмотря на почтенный возраст, не утратил мальчишеского задора и стремления постигать что-то новое. Он порою мог потратить баснословную сумму на очередное полотно только за то, что оно принадлежало кисти великого мастера. Призывая по достоинству оценить шедевр, хозяин предложил гостям покинуть такую уютную согретую камином гостиную и подняться по лестнице на второй этаж, где находился кабинет мистера Квестера. Почему же новинка не была с честью помещена в одном ряду с другими полотнами, а вынесена отдельно, спросите вы. Терпение. Еще несколько шагов, и ...
Первым в кабинет вошел судья и зажег свечи. Огонь мгновенно рассеял темноту, предательски скопившуюся после этого в потаенных углах, зато открыл взглядам гостей то, что оказалось гораздо страшнее - прямо над столом мистера Квестера в огромной позолоченной раме висела жуткая картина. На ней толпа людей с непередаваемым ужасом и каким-то внутренним содроганием глядела на деревянный помост, укрытый до самой земли полотнищем красной материи. Точно посередине помоста палач в маске замахивался громадным, холодно поблескивающим топором, а внизу, нелепо скорчившись и положив голову на тумбу, приготовился к своей неминуемой участи молодой еще юноша с белыми длинными кудрями и худощавым лицом.
Несколько минут никто не проронил ни слова. Полотно подавляло, подминало под себя, завораживало.
Хозяин явно был озадачен такой реакцией, точнее ее кажущимся отсутствием. Тогда он заговорил первым:
- Ну, как вам? Полотно явно заслуживает на наше внимание, хотя, я согласен, оно несколько жутковато. Впрочем, здесь выражен незыблемый символ права, которому я служу - преступник должен быть наказан. И речь здесь, безусловно, не идет о средствах, а скорее о цели.
- Не надо так упрощать, досточтимый мистер Квестер, - подал голос доктор Хаффмен. - Я не буду с вами спорить о преступлении и наказании - тут у вас опыт намного более моего. Но с моральной точки зрения - это не тема для настоящего искусства. Эта картина скорее запугивает, чем напоминает о возмездии за содеянное. И если картины Страшного Суда Божия над грешниками принимаются и Церковью, и простыми мирянами ввиду того, что Бог никогда не ошибается, то здесь... Преступник изображен скорее жертвой обстоятельств (ведь кто из нас не ошибается), что вызывает сочувствие к нему, но никак не осуждение. Таким образом, художник, создавший эту картину, вероятнее всего, не имеет твердых духовных ориентиров и блуждает в призраках своего тщеславия.
- М-да... - неопределенно промычал мистер Трелони. - Мрачноватое зрелище, и совсем не располагающее к перевариванию отменного жаркого, съеденного нами недавно в такой замечательной компании.
- Право, не знаю... - растерялся хозяин. - Но раз в ваших словах прозвучало слово "Церковь", но не лучше ли нам послушать мнение уважаемого ее представителя. Святой отец, а Ваше отношение к этому полотну?
Пастор вздрогнул, как от окрика, и, очнувшись от созерцания картины (которую он рассматривал очень внимательно и задумчиво), извинительно пожал плечами :
- Увы, дорогой мистер Квестер. Я согласен с мнением доктора. Ведь как законопослушный гражданин я не могу не понимать, что без смертной казни как неизбежного зла, сопровождающего наше время, не обойтись, дабы им искоренить другое зло, гораздо большее первого. Но это софистика. А как пастор я, в первую очередь, забочусь о спасении души человека, независимо от того, большой он грешник или нет. Господь наш ждет покаяния всех, дабы всех простить и помиловать. И если страдает тело преступника за грехи, то я, по крайней мере, стараюсь всеми силами спасти душу для жизни вечной. В Вашей картине слишком много насилия и мало морали. И к тому же палач в своей позе слишком выразителен, слишком самовлюблен и слишком уверен в своей правоте. А вот я, к примеру, не уверен, что палач действует всегда механически. Ведь он такой же человек! Пусть у него такая жуткая профессия - тут ничего не попишешь, кто-то должен быть и палачом. Но всегда ли палач лишен чувств? Неужели в глубине души у него не таится жалость к тем несчастным, что попадают в его руки? Пусть они хоть трижды виноваты, пусть он вынужден исполнять свою работу, но это не повод свой внутренний мир строить на ненависти, жестокости и презрении. Не находите?
Из холла внизу донесся звон дверного колокольчика.
- Слуг я отпустил, - извинительным тоном произнес судья и сам пошел открывать дверь.
Он появился вновь несколько минут спустя. За ним, словно тень, в кабинет вошел мужчина крепкого телосложения в потертом черном сюртуке с ярким контрастом ослепительно-белого воротничка. Впрочем, пастор в своей черной сутане мог бы поспорить с ним о количестве черного цвета в костюме мужчины средних лет.
- Вот поистине удачный случай, господа, выяснить точку зрения по этому поводу у человека, имеющего непосредственное отношение к профессии, только что подвергшейся столь бурному обсуждению.
Судья повернулся к гостю в черном сюртуке, словно приглашая его принять участие в беседе. Тот был уже далеко не молод, и седина изрядно тронула его густую шевелюру. Плотно сжатые губы и изрезанный морщинами лоб дополняли картину пережитого им непростого периода жизни. Несмотря на то, что гость любил уединение и нечасто появлялся на публике, Холтонхилл был, все же, маленьким городком, не забывайте.
- Вы? - удивленно воскликнул, наклонившись вперед, доктор, хотя рты присутствующих раскрылись для вопроса почти одновременно.
- Да, это я, - выговорил черный гость. – Правда, сегодня я без маски, у меня выходной, - попробовал пошутить он, но никто даже не улыбнулся.
Это был палач городка Холтонхилл. Его звали Тэд Мердок.
Тишина в кабинете судьи повисла так плотно, что даже барабанные перепонки у присутствующих тихо зазвенели, заполняя внезапную пустоту подобием жизни.
- Я не оскорблю вас, если поинтересуюсь отношением к тому, что вам приходится делать время от времени? - как бы невзначай подал голос из угла пастор.
- Совсем нет, - палач казался абсолютно невозмутимым. - Я, к примеру, не чувствую угрызений совести, если вы об этом. Ведь, по сути, не я убиваю людей, их приговаривают к смерти прокурор и судья. Я лишь привожу приговор в исполнение.
- А вы когда-нибудь слышали высказывание из Святого Писания: «Суд без милости не оказавшему милости»? - Хиггинс внимательно посмотрел на Мердока.
- На мой взгляд, суд должен быть скорее справедливым, чем милостивым. Иначе судья может рано или поздно превратиться в адвоката.
- Вы так думаете? - пастор старался, как мог, скрыть предательски задрожавший голос.

Продолжение следует