Исповедь кающегося грешника

Наконец то нашла кому принадлежат эти слова .
Протоиерей Борис Николаевский ( 1884-1954 г.)
Я часто отвергаю Тебя, горько оскорбляю Тебя, часто бегу от Тебя, — а Ты ищешь меня, зовешь, обещаешь радость и прощение!
Я часто отвергаю любовь Твою — а Ты не перестаешь любить…
Я склоняюсь к сатанинским внушениям, с усердием бегу к делам злобы, — а Ты все ждешь и зовешь!
Зовешь меня всегда, везде и всюду —
И в предрассветном сиянии зари,
и в тихом мерцаньи звезд полунощных,
Зовет к Тебе и яркий румянец утра,
и тихий отблеск заката.
И в грохоте бури, и в тихом шелесте листьев,
и в нежном шепоте предутреннего ветерка.
И в ясной улыбке младенца,
и в дивной красоте человека —
везде слышен чуткому уху христианина
призывный голос Божества!..
Господи мой! Великий и Дивный в любви Твоей! Поистине дивна любовь Твоя, которая все еще не устает звать и ждать! И велика радость бывает на небеси, когда один хотя, один только услышит, поймет и… заплачет с горькой тоской о грехах своих.
Господи!.. Пусть это буду я!

Нет у меня надежды на Тебя, Господи!
Придет горе-испытание — я ищу среди людей и думаю: вот тот мне поможет, этот мне устроит, а к Тебе, Господи, обратиться и на мысль не приходило… Между тем, Ты хранишь меня с детства лучше матери родной. Сколько благодеяний Твоих надо мною было!.. А я и не благодарил Тебя и даже не думал об этом.
В деле спасения моего надеюсь на себя, на свои силы, — когда каюсь, говорю: «вперед не буду», и снова то же делаю. И все потому, что я неразумен и просто глуп, не трудился над выполнением заповедей Евангелия и потому не имею опытного познания своего бессилия, не имею смирения…

Нет у меня страха Божия (начала премудрости).
Сколько раз в разговорах пустых и ничтожных я Имя Твое, Господи, упоминал без благоговения, без страха и трепета!
Прости меня, Господи!
Я — еще хуже — когда божился и лгал, — знал, что лгал, но божился, желая уверить людей в своей правоте.
Окаянный я человек!

Я не имею любви к ближнему.
Я из людей люблю только своих родных, и только тех, кто меня любит, а других людей любить — и думы не было. И даже странным мне такое дело представляется… И это так и есть на самом деле.
Ведь если бы я людей любил, как самого себя, то несчастие их поражало бы меня, а благополучие их меня восхищало… А на деле — я с большим любопытством выслушиваю несчастные повести о близких, не сокрушаюсь, а остаюсь равнодушным или, что еще преступнее, — доволен бываю этим.
Недобрые поступки ближних я не умею покрывать любовию, а еще с осуждением их разглашаю.
Благосостояние, честь и счастье ближнего меня не восхищают, как собственное, не производят радостного чувства, а наоборот — или я остаюсь равнодушным, как ко всему чужому, или даже чувствую зависть и как бы презрение к ним.
Никому и ни в чем я не верю, всех подозреваю, все кажется мне, что окружающие меня какую-то гадость мне готовят. Какая тут любовь!..